Магахонские Лисы

Велик тогда Авалон был, многие туда вступить стремились. И было отчего! Проповедовал в Авалоне Наток-пророк, всеми чтимый, для многих грозный. Случалось, проберется горожанин на авалонское вече, послушает тайком Натока – так потом целую неделю среди горожан почетом пользуется, по улицам важно, словно авалонец ходит, других поучает: слышал я, мол, как сам великий Орех говорил: «Заставь нервничать противника, не жмоть энку»! И целую неделю горожане в первую карту по одиннадцать энок вкладывают, да все удивляются – заветы пророка блюдя, все равно авалонцев победить не могут. Видать не правильно кто-то подслушал, или что-то новое Наток сказал... Вздыхали, да и бросали играть по-авалонски, приговаривая – видать, и в правду нет бога кроме Ирландца и Наток пророк его.
Ирландец же по улицам не ходил, недоступность свою соблюдал, как божеству положено. Только в храмах, называемых в народе «топики по-ирландски» появлялся, да славить себя велел и восхвалять. А кто из горожан лучше всех его славил – тому ничего не было. Остальных же карал он словом божьим нещадно, за то и боялись его, и почитали.
Был Ирландец суров, но справедлив: к монотеизму не стремился, других божеств не прищемлял. Славили в городе и другое божество – тоже авалонское. Далеко за городом храм свой богиня Дажоли воздвигла, аж на кланзорге самом, но шли к ней прихожане толпами, ибо олицетворяла она – милосердие, всепрощение, да начало женское, сладкое. И сладкое была благодать той богиней щедро даримая, и называли благодать эту «печеньками».

Тех же, кто не чтил божеств авалонских карала сурово инквизиция. Инквизиция особая, не черная. Черная уже в те времена кружок юннатов напоминала – то всем народом ежика ищут, то вероисповедание черепах постичь пытаются, а то и вообще в ночь купальскую в лес походом идут, дабы во тьме цветок папоротника найти, а не повезет, так, хотя бы, бутылку вина початую да колоду карт помятую, туристами оставленную. Особой удаче почиталось у них, да и сейчас, слыхал, почитается, если в колоде найденной Джокер был – найдет его Черная Инквизиция, так сразу в город и тащит, в каждой теме показывает, хвастается. Нет, не такая инквизиция на страже порядка стояла, не потешная черная, а самая, что ни на есть светлая. Авалонская. И были в той инквизиции не просто войны – а богатыри, витязи. Гремели их имена на весь город, да и сейчас еще эхо расходится.

И вышагивал в окружении витязей этих сам магистр Ордена – Дими Великий, Дими Первый. Он же – Дими Последний и Единственный. И кланялись ему горожане, в ножки падали: прими нас к себе, о Великий, позволь припасть к мудрости авалонской, Единственный! Гордо проходил магистр мимо просителей, банометом вместо ответа особо назойливым помахивал.
Многие в Авалон стремились, но куда там! Даже Драбу, величием своим лишь Дими уступающего, не приняли – не надежен, решили. Карт в коллекции мало, боев – с гулькин нос сыграно, а если и играет, то все время на вирши свои отвлекается. Не нужен был такой послушник Авалону, строг был отбор в Орден. И чем строже он становился, тем сильнее стремились горожане в Орден. Уж что только авалонцы не делали! Стену вокруг замка возвели – прут. Перенесли Замок на гору высокую – прут. Завалили все тропки, тропинки, дорожки камнями, лестницу высоченную винтовую выстроили, да такую, что самим по ней подниматься боязно – все равно прут.

И только Мура в Авалон не хотела. Напротив, думала Мура думу тяжкую, мозги ломала – как досадить Авалону, как Орден принизить. Думала днями, думала ночами, сплит придумывала, форматы хитроумные изобретала, баланс воображала – лишь бы Анлим опорочить, лишь бы Авалон могущества лишить.

Авалонцы о планах Муры знали, но в ус не дули. Сидели у себя в замке, систему 6060 отшлифовывали, о сплите слышать ничего не желали, а слушали все больше сказки бесовские. Был у Ордена бес свой, выписанный – мелкий, правда, толку от него ноль, но для забав годился. Надоедало авалонцам качаться – тащили беса за поводок в гч: бреши, мол. А потом – назад в подвал замковый, да на цепь, чтоб не сбежал. Бес силу Авалонскую понимал, роптать не пробовал, покорно сказки сказывал, а в свободное время что-то свое клепал. Лишь однажды сорвался – когда спросили у него, что он в подвале своем пишет все время. Не сдержался тогда бес, проявил дух свой нечистый, показал, что слова знает не только былинные. Фразу его изрядно подсократили, дабы людей не смущать, да так труд бесовский и назвали – Фак Большой и Толстый. А как вышел труд сей, бес возгордился, сказки уже только за легенды брехал и даже побои, коими его вместо легенд щедро потчевали, не помогали. Ну, да и бес с ним, с бесом. Плюнули авалонцы, да еще яростнее за деки схватились, хитрости всякие в системе своей священной придумывать стали. Скажем, что будет если не сразу вторую карту слить, а подождать секунд десять...

А Мура между тем не дремлет, не спит Мура. Драбу, обиду на Авалон затаив, ей отвечать начал: и сам хочу этим выскочкам нос утереть, да недосуг мне – то день рождение кланза отмечать надо, то с посредниками договариваться, чтобы цены на кредиты подняли, то новую платную услугу придумывать... И рад бы, да никак до механики игры руки не доходят. Ответ этот получив, совсем Мура сна лишилась, сама новую механику выдумывать стала – да так, чтобы и со сплитом, и с форматами хитроумными. Чувствовала – ей бы день простоять, да ночь продержаться – и падет Авалон.

Авалонцы же, окончательно 6060 покорив, постигнув не только суть, но и сам дух анлима, разбрелись по комнатам и залам Замка. Тихо стало в Авалоне. Погрузился в нирвану великий пророк Наток. Ушел в город Раффа – рассказать да показать горожанам недалеким, как на самом деле играть надо, да так сладко рассказывал, что сам своим голосом зачарован был и вернуться не мог. Мастерок, амулеты многочисленные, угадайку выигрывать помогающие, собственноручно сделанные, в камин бросал, ибо не нужны они ему стали, да на огонь смотрел, не отрываясь. Отдыхал Орден, славой своей упиваясь, в мысли о мощи своей погрузившись, да и прошляпил как беда пришла.

А Драбу тем временем план Муры изучил, хитрости девичьей подивился, одобрил, да, от дел своих важных оторвавшись, в жизнь воплотил. И грянул в городе марш военный, и затрубили трубы звонкие, флаги взвились гильдийные. Началась забава новая, война гильдийная, битвой за районы нареченная. Но не до нее было Авалону – грелся он в лучах своей славы, и не волновала его возня горожан, 6060 не пользующихся, играть не умеющих. И без Авалона велась битва та. И не гасла слава Ордена, ибо непобежденным он оставался.

Только вот началось время новое.

И вскричала тогда хитроумная Мура: «Авалон! Славны вы в делах прошлых, так неужели страшит вас игра новая, неужели тут слово о мощи своей делом подтвердить не отважитесь?» И услышал деву хитроумную Авалон, и, подвоха не чуя, поднялись на бой его витязи, и играючи слились всухую. И на следующий день поднялись. И на следующий. А на четвертый день и подниматься не стали.

Безмолвствовал потрясенный город. Ликовала Мура. Горевал Авалон, кляня хитроумных завистников.

Был в Авалоне командором Никитушка Индиго – годами млад, да мудр не по годам. Англичан, к слову сказать, не любил страшно – вертел их... В общем, основательно вертел, да фотографии выкладывал, но не об этом сказ. Опечалился Индиго, но не стал, другим авалонцам подобно, в Замке от позора укрываться, в город вышел, да стал ответ на загадку выискивать – как случилось, что не помогли Авалону премудрости анлимные. В поисках своих дошел до пивовара знатного, Ланселотом прозванного. Пожалел тот командора юного, согласился открыть тайну страшную, но условие выставил: должен Индиго все сорта пива, что Ланселот варил, вместе с самим пивоваром перепробовать, да заплатить за обоих по цене розничной – ибо тайны тайнами, дружба дружбой, но коммерцию Ланселот чтил свято. Согласился Индиго.

Пили они не день и не два. Пролетало время неделями. Открывал Ланселот бочки новые, клал Никита на стол фунты звонкие. А когда опустел у него карман, предложил Ланселот сделку новую. Принеси, говорит, статуэтки мне, в вашем замке, поди, запылившиеся, авалонских известных двух идолов, двух божеств на весь город прославленных. Не нужны вам они, только зря стоят – я ж с них пыль оботру, в зале выставлю. Будут мне привлекать посетителей.

Согласился Индиго. Принес статуэтки Ланселоту, да и сам у него остался изучать науку премудрую, да на безмолвных богов поглядывать, славу былую вспоминать. А за ним и другие пожаловали – Ланселот их объятьями встретил. Слушать байки бойцов легендарных о забытых всеми победах приходил народ с удовольствием.

Опустел в один миг Замок Орденский.
И лишь магистр – Дими Великий, Дими Первый, Последний и Единственный – измерял шагами бесконечные коридоры, измышляя: как поднять Авалон, да Муре с брейнами, бой за боем, выигрывающими нос утереть.

А как Мура брейнам войну выиграла, да как Дими Авалон поднимал – о том совсем другой сказ будет.